Историческая хроника отряда специального назначения «Витязь»

Капитан Константин Печёрин:

Несколько человек из отряда должны поехать в Европу для ознакомления с системой подготовки и методами работы спецподразделений французской жандармерии, я узнал совершенно неожиданно. А уж о том, что сам попаду в состав этой делегации, не предполагал вовсе.
Кроме нашей, прибыли еще делегации из Катара, Туниса, Чехии и Латвии.
Первая неделя нашего пребывания ушла на размещение, ознакомление с программой предстоящего обучения и распорядком дня, получение формы, экипировки, сдачу отборочных тестов на допуск к обучению.
На все отборочные тесты ушло три дня. После чего нам объявили окончательный состав группы, которая допущена к обучению. Кто-то тесты не прошел, кого-то по состоянию здоровья отсеяли. Но наши остались все. Плюс один чех, один латыш, двое ребят из Катара и два тунисца. Всего двенадцать человек.
Распорядок дня был следующим. Во сколько ты встанешь, это твое личное дело, но в семь часов должен присутствовать на завтраке. С восьми до двенадцати занятия, потом два часа отводилось на обед. С четырнадцати до семнадцати опять занимались. В 18 часов ужин. И после ужина все свободны до восьми утра следующего дня. В пятницу занятия до обеда. Суббота и воскресенье - выходные дни. То есть, режим больше напоминал студенческий, а не армейский. Вообще там подход такой: раз приехали учиться, значит, это надо вам, организовывайтесь и мобилизуйтесь сами.
С началом второй недели приступили непосредственно к проведению занятий. Нас увезли в другой город, другой учебный центр. Там кроме дневных и ночных занятий тоже проводилось тестирование. Но на этих тестах французы уже смотрели, что мы из себя представляем как профессионалы. Например, поднимают среди ночи, грузят в фургон с зашторенными окнами, куда-то везут в полной темноте довольно продолжительное время. Высаживают по двое около какого-то непонятного здания, подводят к лазу, внутрь которого уходит веревка. Дают команду: "Вперед!". И надо, держась за эту "нить Ариадны", двигаться. Рассмотреть там что-либо невозможно, тьма - хоть глаз коли. Где в полный рост перемещаешься, где согнувшись, а где и ползком. Пространство вокруг то расширяется, то сужается так, что с трудом протискиваешься. И сколько двигаться - тоже неизвестно.
Когда появлялись с другой стороны лаза, опять сажали в фургон, увозили километров за двадцать, высаживали, давали карту с маршрутом, по которому следовало пройти через лес и преодолеть вброд водную преграду, какое-то болото. Тем более что брод у них там фонариками обозначался, чтобы никто случайно не утонул.
Кроме этого проводились тестовые занятия по физической подготовке. Причем они были совмещены с огневой. Запускали на многокилометровый марш-бросок, который сопровождался различными вводными: отжимания, переползания, кувырки, друг друга на спине таскали, друг через друга прыгали. Бежали мы без оружия, но после кросса сразу выходили на огневой рубеж и стреляли из пистолета. Французы объясняли, что это самая лучшая проверка истинных навыков стрельбы: как отстреляешься на фоне физической усталости, так оно и есть на самом деле.
Тогда же начались занятия по специальной тактике, тоже пока лишь ознакомительные, теоретические. У нас это называется "тактико-строевым методом": показывали на макетах и на учебных местах в специально оборудованных строениях, разъясняли, что и как делается у них. Мы отрабатываем на своих занятиях штурм здания или транспортного средства при освобождении заложников. У французов таких терминов в тактике не существует. У них есть понятие "интервасьён", что означает "проникновение, вторжение", если перевести дословно. А разница в терминах подразумевает и разницу в действиях, причем очень существенную.
У них, как сами инструктора признавались, часто бывают ситуации, когда какой-нибудь психопат или просто нервный малый берет ружье, закрывается на чердаке или в квартире и начинает палить по всему, что видит. У французов это считается чрезвычайной ситуацией. И туда вызывается полицейский спецназ, проникает в здание, где действует против этого гражданина.
Мы все это на ус мотали, конспектировали. Как и те знания, что давали на теоретических занятиях по организации личной безопасности должностных лиц. Эта работа ближе к службе телохранителей, но такой курс нам тоже предстояло пройти, поэтому времени напрасно не теряли. Тем более что и здесь узнавали для себя много нового и интересного.
Так прошла еще неделя. Нас опять вернули в Бьен, где уже и начались практические занятия по всем направлениям.
Отлично были организованы занятия по специальной тактике. У них на учебном центре выстроен огромный особняк, можно даже сказать, целый дворец, внутри которого есть помещения, имитирующие и квартиры, и офисные помещения, и даже кинозал. Есть комнаты со "свободной планировкой", где при помощи передвижных щитов инструктора могут создать любое, самое причудливое и абсолютно неожиданное для курсантов расположение стен, дверей, коридоров.
Очень много стреляли. Два раза в неделю "чистые" стрелковые занятия в тире и на стрельбище, где стреляли из всего - револьверов, пистолетов, автоматического оружия, снайперских винтовок.
В целом оружие у них неплохое. Пистолеты выше всяких похвал, особенно "Беретта". "Глок" не плох, револьверы некоторые. Снайперская винтовка F-1, из которой мы стреляли, дает хорошую кучность, проста в устройстве и обращении. А вот автоматы их подводят. Вышли выполнять упражнение из "Аука". Двое отстрелялись - и автомат заклинило. Принесли другой - он осечки часто дает. В общем, если говорить об автоматах, то лучше нашего "калаша" в мире до сих пор ничего не придумано. А вот по пистолетам мы серьезно отстаем.
На занятиях по десантной подготовке стали тренировать уже спуски по фалам с вертолетов. Сначала с небольших, где в десантной группе три человека. Потом посерьезнее машины прибыли, с них более многочисленной группой работали. Очень много бегали: каждый понедельник начинался с десятикилометрового кросса, так же с разными вводными. Потом среди недели почти ежедневно спортзал, несколько кроссовых тренировок, но на дистанциях поменьше. Нам давались машины, экипировка: радиостанции с гарнитурой, оружие, автомобили. Обучение проходили методом ролевых игр: кто-то работал за старшего группы, кто-то за водителя, кто-то за охранника, а кто-то охраняемую персону обозначал. На следующем занятии менялись местами.
Занятия шли накатом, постепенно усложняясь, становясь все интенсивнее. Так продолжалось три недели. И еще одна особенность их методики обучения: если у кого-то из курсантов "не идет" какой-либо предмет или упражнение, та же стрельба, скажем, с ним никто не будет заниматься индивидуально, чтобы повысить результат. Все по общей программе: дальше, дальне, дальше.
Еще одно интересное занятие запомнилось - испытание собаками. Сначала нас облачили в специальные защитные костюмы. После чего стали науськивать на нас служебных собак. А потом давали методику различных действий при защите от нападения собаки. И опять же правовую основу всех наших действий. Во Франции своеобразное меню и специфичное питание. Все рассчитано по калориям, так что порции очень маленькие, если подходить с нашими русскими мерками. Первые две недели мы, честно признаюсь, голодали, постоянно хотелось кушать. Но потом ничего, привыкли, хватало.
Со всеми присутствующими мы были в хороших, дружеских отношения, но языковый барьер давал о себе знать. Сдружились с латышом. Он единственный в группе в совершенстве владел и русским, и французским языками. Поэтому с инструкторами мы большей частью общались через него, сами-то язык принимающей стороны за полтора месяца подготовки изучили далеко не лучшим образом.
Но чем дальше шло время, чем больше мы вместе работали, тем больше сближались. Особенно после того, как выиграли у наших инструкторов футбольный матч. После этого нас, конечно, зауважали. Но гонять на занятиях, кажется, стали еще больше.
Где-то недели за полторы до окончания курса обучения нашу группу опять вывезли на другой учебный центр, где должны были состояться итоговые, контрольно-проверочные занятия по некоторым предметам обучения.
Например, по обеспечению безопасности VIP-персоны работали двое суток. Группу вводили в тактическую обстановку, ставя конкретную практическую задачу: в страну приезжает "премьер-министр" условного государства. Он прибывает на вокзал этого небольшого городка, где мы были обязаны его встретить. Далее расписывался весь его распорядок дня, маршруты передвижения, места посещений и встреч, где мы должны были обеспечивать его безопасность.
В роли "премьера", естественно, выступал один из инструкторов. А мы работали своей международной командой: распределив роли, выезжали на рекогносцировку объектов, осмотр местности, определяли, что и как будем делать, как действовать. На вокзале местном работали, городок этот весь облазили, его центральный парк, где "министр" должен был гулять целый час. Причем все свои действия вырабатывали самостоятельно, без инструкторов, разъезжая по городу на машинах с боевым оружием, боеприпасами и средствами связи.
 Следующий экзамен был по специальной тактике, тому самому "проникновению". Обстановку нам дали следующую: в одном из зданий находится гражданин, ранее служивший во Вьетнаме. У него сдали нервы, он забаррикадировался, начал отстреливать всех, кто появляется в поле его зрения. Нашей группе предстояло его захватить. Давали описание примет свихнувшегося ветерана, и всю объективку на него. Он по легенде на войне был хорошим сапером. То есть при штурме надо быть готовыми к различного рода пиротехническим сюрпризам, минам-ловушкам, которые предстояло если не обезвредить, то хотя бы обойти, не подорваться на них.
На одну такую мы, когда уже проникли внутрь дома, все-таки налетели. Не подорвались, просто задели. И пока замедлитель работал, успели забежать в укрытие. После чего продолжили работать по "ветерану Вьетнама", в роли которого выступал, конечно же, один из наших инструкторов. Стрелял в стену и в пол рядом с нами, но очень близко. Так что полнейшее ощущение реальной боевой операции.
После завершения полного курса обучения там же, на территории Центра, состоялось торжественное вручение сертификатов. Приехал какой-то высокий чин из руководства французской жандармерии, был военный атташе России во Франции.

Старший сержант Александр Кузнецов:

- На момент появления в "Витязе" лейтенанта Алексея Чиркова, а это произошло во второй половине лета 2004 года, мой стаж службы в отряде составлял всего месяцев восемь. Был я тогда старшим пулеметчиком первого штурмового отделения первого взвода 2-й группы специального назначения. Алексея Юрьевича, успешно сдавшего все отрядные тесты, назначили командиром второго взвода. То есть моим непосредственным командиром он не был, но по службе и в жизни общаться нам приходилось довольно часто.
Командировка, которая была первой в район выполнения боевых задач и для него, и для меня, и еще для нескольких человек в нашей группе, началась в десятых числах января 2005 года. Видно было, что у лейтенанта забот значительно прибавилось в связи с новой должностью. Очень часто выполняли различные задачи, в основном по ночам. Днем вылетали на разведку местности в составе воздушных поисково-штурмовых групп. Чирков, будучи на базе, и стенгазетами занимался, и индивидуальные беседы с молодыми бойцами проводил, помогая им, врасти в обстановку, лучше адаптироваться к боевым условиям. Притом, что сам непременно участвовал практически в каждом разведывательно-поисковом или специальном мероприятии. На задачах он никогда не прятался за спины других, сам ходил на адреса, часто первым или вторым номером. Это еще больше укрепило его авторитет, вызывало уважение к этому офицеру, несмотря на его молодость.
22 марта день начался как обычно: утром поступила задача произвести поисковые мероприятия на вертолетах. Нужно было выделить два экипажа по шесть человек с нашей группы. Командирами экипажей были назначены лейтенант Чирков и старший лейтенант Каноненко.
В нашем экипаже, который должен был идти на первом вертолете, кроме меня с лейтенантом еще были старший сержант Александр Карпов, наш замкомвзвода; рядовой Артем Кузьменков, снайпер; рядовой Максим Архипов, штурмовик. И сержант Александр Кузьмин, связист. На второй вертушке шел старший лейтенант Каноненко и с ним пулеметчиком Артеев Лешка, сапер Кузьменков Иван, брат Артема, гранатометчик Ваня Ведяшев. И Черепанов Олег, однофамилец командира отряда.
Сначала задача стояла вылететь в десять часов. К этому времени мы подъехали на аэродром, минут тридцать ждали, пока не поступила команда, что вылет переносится на четырнадцать часов. Там, пока оставалось время, решили сфотографироваться. Хотя люди, которые там еще были, не советовали нам этого делать, говорили - плохая примета. Но мы не прислушались к их совету…
Пришли вертушки, два Ми-8. Загрузились мы в них и вылетели на задачу. С нами было еще трое милиционеров, два омоновца и один, кажется, оперативник. Летали вокруг Грозного, осматривали холмы и предгорья. Задача была обычная: осматривать местность, стараясь обнаружить какие-либо признаки нахождения бандформирований. При обнаружении чего-либо подозрительного садиться и досматривать. Мы шли в первой "вертушке", вторая шла за нами и чуть выше. Я со своим пулеметом сидел у двери. Лейтенант Чирков расположился рядом на боковом сиденье, тоже наблюдал за местностью. Летали долго, осматривая все мало-мальски подозрительные места вокруг чеченской столицы: развалины близлежащих ферм, в которых запросто могли укрываться боевики, лощины и впадины, одинокие кошары.
Уже когда возвращались обратно, над Октябрьским районом Грозного я заметил внизу пять человек, бродящих по склону холма и легковую машину, стоявшую неподалеку от них на дороге. Показал на них Чиркову, спросил, будем ли досматривать. Он ответил: "Обязательно!". И пошел в кабину к пилотам, сказать, чтобы начали снижаться, группа пойдет на досмотр машины и этих людей.
Эти пятеро тоже засекли наши вертолеты. И когда мы стали снижаться, засуетились, сели в машину и поехали. Начали машину подрезать на вертолете: кружить и снижаться прямо перед ней, проходя практически у самой земли. Вторая вертушка заняла позицию сверху и наблюдала за всем происходящим, не мешая нашей совершать маневры.
Пару раз подрезали - машина остановилась. Стали садиться. Но почему-то пилот заходил на посадку к машине не левым бортом, где я сидел с пулеметом у открытой двери и мог наблюдать за ней, а правым. Поэтому обзор у нас ограничился, и мы с лейтенантом не видели, что происходит в автомобиле или вокруг него в это время.
В какой-то момент вертолет начало вращать вокруг своей оси. Потом он опустил нос и, практически не снижая скорости, полого пошел вниз. Высота была где-то метров пятнадцать, не сильно высоко, но еще прилично. Мы сначала не поняли, в чем дело. Казалось, пилоты совершают какой-то очередной маневр. Они частенько в полете так делали: резкий вираж, потом резко уходили вниз, потом вверх. И нам тогда они ничего не говорили, в десантный отсек не высовывались, ни о чем не предупреждали. Очевидно, просто делали свое дело, боролись за спасение вертолета.
Но когда уже земля оказалась совсем близко, вот тут сердце екнуло. И, наверное, не у меня одного. У нас с лейтенантом Чирковым даже больше остальных. Мы сидели перед открытой дверью и видели, как навстречу мчится земля. А остальные просто готовились к посадке и досмотру. Может кто-то, бросив взгляд в иллюминатор, и заметил быстрое приближение земли, но там это не так заметно. Паники у нас в отсеке не было ни малейшей, все сидели на своих местах, никто никуда не дергался. Ребята просто не понимали, что происходит, до самой последней секунды, до удара о землю.
После столкновения, как потом выяснилось, вертолет еще метров семьдесят кувыркался по земле. И мы вместе с ним. Но тут вертушка останавливается, замирает на месте. На какое-то мгновение я отключился полностью. А пришел в себя от того, что мне керосин лился на лицо: топливный бак, что находится в салоне, лопнул еще при первом ударе. И всех поливало из него.
Ждали взрыва или пожара. Но его не случилось, как позже узнали, из-за того, что борттехник за какие-то секунды до соприкосновения с землей отключил, обесточил все приборы. Спас он нас всех, по сути дела: искр никаких не было, и керосин не воспламенился.
Хотя сознание вернулось, но как выбирался из вертушки, не помню. Вертолет лежал на левом боку, где дверь. Выбираться пришлось через заднюю часть, благо хвост у машины оторвало напрочь при ударе. Выполз наружу, слабо понимая, что делаю. Когда оказался на земле, смотрю: все, кто успел выбраться раньше меня, ползут. Упал тоже, ползу, думаю: "Стреляют, что ли? Да нет, вроде тихо". Пригляделся к себе внимательнее: вроде цел, руки-ноги двигаются, все слушается. Голова, правда, звенит после такой дикой встряски. Встал, постоял, осмотрел и ощупал всего себя. Бок болит немного. И парни, что рядом встали, сказали, что кровь из головы течет. Но соображать потихоньку начинаю.
Первая мысль: где пулемет? Пулемета нет! С оружием из вертушки только двое выбрались, у кого автоматы на шее висели. А у меня пулемет как был закреплен в станке у вертолетной двери, так там и остался. Вторая мысль: пулемет надо доставать любой ценой, за утерю оружия в отряде враз башку снимут, не посмотрят, что живой в такой передряге остался.
Дернулся к вертолету. Меня Артем Кузьменков тормозит: "Куда! Сейчас рванет…". Я говорю: "Тёма, ничего не знаю, пулемет надо доставать!". Пошли вместе с ним к вертушке. Глядим, радист наш, Саня Кузьмин, ползет. Тоже весь в крови, но гарнитура в руке зажата, и он что-то в нее кричит. Мы к нему: "Морзе", ты что делаешь?" "На базу передаю о случившемся, надо помощь вызвать!". "Да у тебя же рации нет! - говорю ему. - Вставай, пошли остальных вытаскивать, кто еще внутри остался". А у него - действительно, рацию со спины сорвало, провода от гарнитуры по земле волокутся. Но он этого не видит и ничего не чувствует. Шок у человека! Но дело свое знает, связь установить пытается даже в таком состоянии.
Отобрали у него гарнитуру, пытались поднять. Не получается, от боли орет. Разрезали ему штанину - открытый перелом бедра! Оттащили на безопасное расстояние и опять с Артемом к вертолету. Хотя точно не знали тогда: рванет он или нет? И если взорвется, то через сколько.
К нам уже Максим Архипов присоединился. Вообще из всего экипажа мы только трое на ногах остались, передвигаться кое-как могли. Смотрим, наши вроде бы все, и все живы. Но лейтенанта нет!
В это время послышался шум винтов: вторая вертушка неподалеку приземлилась. Братишки из нее выскочили, круговую оборону заняли. Старший лейтенант Каноненко в нашу сторону бежит. Посмотрел на нас, первый вопрос: "Где Чирков?". Посмотрели еще раз вместе по сторонам - на земле его нет, значит, в рухнувшей вертушке остался.
 Рванулись уже вчетвером к тому вертолету. У прогала, что на месте оторванного хвоста, один из омоновцев лежит, перегородил все, дальше не пробраться. Он сам по себе мужик здоровый, да еще в "броне". Он еще живой был, стонал. Но только мы его оттащили, как он умер.
А лейтенант наш лежал дальше в вертолете. Достали мы его, вынесли. Без сознания, но живой, дышал, хрипел. Голова у него была пробита с тыльной и с передней части. Оттащили тоже метров на пятьдесят. Еще раз к вертолету сбегали, заглянули внутрь: не забыли ли кого? Но там больше никого не оставалось, и мы стали оказывать раненым первую помощь. Промедол Чиркову и братишкам вкололи, обезболили. И стали ждать, что дальше будет.
Со второй вертушки на базу сообщили о случившемся, когда она еще в воздухе была. Минут через семь прилетели вертолеты. Два боевых Ми-24 встали в круг, кружили над нами, район под охрану взяли. Еще один Ми-8 пришел, сел рядом. Тяжелых и "двухсотых" загрузили, и они ушли. А мы еще минут десять ждали, когда за нами борт придет. Пока ждали, собрали все оружие, боеприпасы, чтобы ничего в вертолете не осталось. Свое оружие все нашли и с вертолета вооружение и боеприпасы забрали.
Братишки из экипажа со второй вертушки все это время так в круговой обороне и сидели. Мы стали снимать с себя верхнюю одежду, она вся была в керосине, ожоги у нас от него по коже пошли, не тяжелые, но надо было срочно снимать с себя это обмундирование. А холодно, на дворе же только еще весна ранняя, а дело уже к вечеру. Нам ребята со второго экипажа свою верхнюю одежду отдали, сами оставались в одном летнем камуфляже.
Пришел борт и за нами. Мы туда загрузили все оружие, которое собрали: свое, омоновцев, боекомплект вертолета, разгрузники, что с ребят поснимали. И пошли на Ханкалу. А второй экипаж остался, они сидели до позднего вечера, до темноты, пока за ними не прилетели и не сняли, охраняли место крушения.
Прилетели на аэродром Ханкалы. Выгрузили нас там прямо на асфальт, никого нет, стоим босиком прямо на взлетке. Но быстро пришли машины из отряда, правда, их сначала не хотели на аэродром пропускать. Макс Архипов пошел на КПП, договорился. Макс с оружием сел в "Урал", а мы в "газельку": я, Кузьменков Артем и Сашка Карпов. У Артема была травма колена. Он ходил вначале, даже бегал, пока в шоковом состоянии был. А когда уже приехали, нога разболелась, перемещался с трудом. У Карпова был сильный ушиб ребер, вначале даже думали, что перелом. У Архипова огромная гематома на бедре, потом операцию делали в госпитале. У меня на удивление голова даже не болела, на месте ничего не делали, даже не перевязывали.
Приехали в отряд, нас сразу в медпункт. Обработали ожоги, забинтовали руки, ноги, голову мне перевязали, зашивать не стали, так заклеили. Потом отправили на "Газели" в госпиталь. Мы, правда, особого желания не испытывали, никуда ехать не хотели, но подполковник Макутин, наш начальник штаба, отправил в приказном порядке.
В госпитале нас еще раз осмотрели, уже обработали по-серьезному. Архипова сразу на операционный стол, Карпову рентген сделали, убедились, что перелома нет, назначили постельный режим. Кузьменкову Артему наложили гипс на ногу, недели три он с ним проходил до полного выздоровления.
Пролежали мы в ханкалинском госпитале четыре дня, потом нас самолетом переправили в Главный клинический госпиталь внутренних войск, что на территории ОДОН. Там же Саша Кузьмин находился в реанимации. Не считая "двухсотых", он серьезнее всех пострадал: открытый перелом бедра, голова пробита, шрам на всю голову получился, когда зашили, селезенку удалили, что-то еще с внутренними органами творили. Восемь операций ему сделали, полгода пролежал в госпитале, выписался. Но инвалидом стал.
Почему упал наш вертолет, я, если честно, до сих пор толком не знаю. Скорее всего, техническая неисправность. Хотя люди, которые потом проводили расследование, приезжали к нам объяснительные брать, говорили, что там две пули нашли и пробоины. Но мы обстрела никакого не видели, так как заходили на посадку другим бортом к машине.
И со второй вертушки экипаж тоже ничего не видел, они как раз на разворот уходили, когда наш вертолет падал, хвостом к нам были повернуты и тоже ничего не заметили. А машина та, что на земле была, когда вертолет упал, сразу скрылась. В общем-то, и правильно: даже если они не виноваты, могли бы просто под горячую руку попасть экипажу второй вертушки.
А о том, что лейтенант Чирков погиб, мы узнали на следующий день. Нас в госпиталь в Ханкале пришел проведать старший лейтенант Каноненко и сказал, что 22 марта в 23.50, не приходя в сознание, Алексей Юрьевич скончался.
Тяжело переживали гибель офицера. Обидно было: он же был жив, когда мы его достали! Еще подумалось тогда: "Хорошо, что все обошлось, все целы из такой передряги выбрались"…

Майор Виктор Чесноков:

- В десятых числах января 2005 года отряд зашел в Чечню, для "витязей" началась очередная командировка. К боевой работе приступили практически с первых дней пребывания в республике. Проводили разведывательно-поисковые мероприятия, участвовали в специальных операциях. Открытых боестолкновений со сколько-нибудь значительными силами боевиков в то время практически не было, но работать приходилось в очень напряженном режиме.
В основном все наши действия носили упреждающий, так сказать, профилактический характер: реализуя информацию, поступавшую по линии ФСБ, выезжали на "адреса", брали участников бандподполья и их пособников, выгребали тайники с оружием и боеприпасами.
Обстановка усугублялась еще и тем обстоятельством, что в отличие от прошлых лет на тот период в Чечне появилось много новых лидеров бандформирований. Раньше отряды и "фронты" в большинстве своем возглавляли взрослые мужчины, которые имели какие-то идеологические и нравственные устои, многие из них были бывшими офицерами Советской армии, получившими командирские навыки и практический боевой опыт во время войны в Афганистане, служа в различных общевойсковых или специальных подразделениях. Они были серьезным, но достаточно предсказуемым противником.
12 марта командир отряда полковник Дмитрий Черепанов вечером собрал всех командиров групп и офицеров управления. И сориентировал, что в любое время может поступить боевое распоряжение на проведение спецоперации, на которую мы должны быть готовы выйти практически всем отрядом. Он не указал фигуранта, по кому предстоит действовать, не назвал конкретно место и время проведения мероприятий. Но все понимали, что просто так командир не собирает столь крупные силы. То есть степень важности "объекта" подразумевалась как бы сама собой, именно в такой недоговоренности и в том, какие силы сосредоточивались.
Вечер ушел на подготовку. Настала ночь, время шло, а команды на выезд все не поступало. И уже 13 числа под утро, где-то около четырех часов, когда еще не начало светать, нас сорвали с места. Вышли большой колонной, почти весь отряд, более ста человек. На базе в Ханкале осталась только часть подразделений обеспечения, которые несли службу по охране лагеря, и резерв.
Пока было лишь понятно, что движемся на север республики, к границе с Северной Осетией. Готовы действовать в любой момент и где прикажут. Следуем в Толстой-юрт.
Стало светать. Уже на подъезде к селу стало ясно, что там действительно намечается не обычная операция, а что-то из ряда вон выходящее. Населенный пункт был не просто блокирован, а практически взят в сплошное кольцо частями Российской армии. На подъезде встретили колонну "старших братьев" - спецподразделений "Альфы" и "Вымпела". Воздушная поддержка была солидная, несколько вертушек нас сопровождали, и круги над селом нарезали.
У Толстой-юрта мы были около шести утра. Непосредственно перед самим селом сделали остановку, произвели перегруппировку сил и средств. Полковник Черепанов сказал: "Сегодня вместе с "Альфой" и "Вымпелом" работаем по Масхадову. Они идут на конкретный адрес, мы "чистим" свои сектора, одновременно обеспечивая поддержку и прикрытие".
И эта информация еще больше морально подстегнула ребят. Но с чисто технической стороны для нас ничего не менялось.
Командир поставил задачу по карте: где, какой группе, на какой улице и в каком секторе работать: искать бункера, схроны и все, что может представлять мало-мальский интерес и указывать на наличие в селе участников бандформирований и их пособников. Когда он вернулся, пояснил: да, действительно, фигурант взят, "Альфа" и "Вымпел" вместе с ним покинули район.
О том, что Масхадов уничтожен в ходе проведения операции, мы тогда не знали, это стало известно лишь после возвращения на базу в Ханкале. Пока же бойцам "Витязя" предстояло тщательно досмотреть квартал, в котором находился дом с последним пристанищем "президента Ичкерии", на предмет возможного нахождения его сообщников. А саперам отряда параллельно с этим обследовать сам бункер, в котором, по докладам "альфовцев", имелось несколько ответвлений. Так что расслабляться было рано, и мы продолжили работу…

Майор Александр Терехов:

- Для меня, как для начальника инженерной службы отряда, и для моих саперов это был, в общем-то, рядовой выезд. Выполняли операцию как обычно. Когда полковник Черепанов мне уже конкретно поставил задачу обследовать адрес, где взяли Масхадова, я связался с командирами групп, и вызвал к себе всех саперов. Как положено - с экипировкой и со всем снаряжением.
Поэтапно, не торопясь, исследуя все буквально по сантиметрам. Начали с небольшого строения, в котором непосредственно располагался вход в бункер. Действительно, из основного подземного помещения в разные стороны шло несколько ходов-ответвлений. Одно четко просматривалось и нормально сохранилось после взрыва, которым "альфовцы" пытались выкурить постояльцев этого "президентского особняка". Второй лаз оказался полузасыпан, двигаться по нему было практически невозможно без предварительной расчистки. И еще нашлось одно подозрительное место. Земля там обвалилась, полностью заполнив проход. Можно было предположить, что изначально здесь проходил подземный ход либо коридор, заканчивающийся небольшой "комнатой". Бойцы предлагали расчистить все эти ходы, но я запретил этим заниматься и залезать в сохранившиеся ответвления. Мало ли что там могло быть, растяжка или фугас запросто могли оказаться. Доложил обо всем командиру и продолжил обследование двора и построек.
Следующим на очереди оказался двухэтажный дом. Весьма оригинальной конструкции, надо сказать: пол первого этажа располагался где-то на полметра ниже уровня земли, а под полом была вырыта какая-то яма глубиной около полутора метров.
Закончив с домом, приступили к обследованию двора и хозяйственных построек. Рядом со стеной одного из строений я обнаружил замаскированную крышку люка, закрывавшую какой-то лаз. Я, со всеми предосторожностями открыв люк, спустился вниз. Когда глаза привыкли к полумраку, огляделся, не делая поначалу никаких резких движений. Небольшое подземное помещение размером где-то два на два метра. В одной стене обнаружил пять артиллерийских снарядов: четыре 152-миллиметровых "чушки" и один калибром сто двадцать два миллиметра.
Дальше пришлось работать еще аккуратнее. И не напрасно: когда раскопал землю под нижним снарядом, появились электропровода. Все понятно: самодельное взрывное устройство и, по всей видимости, поставлено на неизвлекаемость. Дальше рисковать не было смысла. Выбрался наверх, вышел по радиостанции на командира отряда, доложил о находке. Полковник Черепанов связался с руководителем операции и от него получил команду уничтожить боеприпасы на месте, не связываясь с их обезвреживанием. А заодно взорвать и сам бункер, да так, чтобы следа от него не осталось и была полная уверенность, что им уже никто никогда не воспользуется.
Приказ есть приказ. Когда мне его передали, стал готовить закладку, одновременно соображая, как произвести подрыв так, чтобы не пострадали окрестные строения. И никак нельзя было допустить, чтобы они пострадали. А кроме толовых шашек рванут же еще пять снарядов и то, что скрывалось под ними! Следовало так рассчитать мощность и расположение зарядов, чтобы взрывная волна и все продукты взрыва ушли строго вверх и вниз, а не разлетелись по сторонам. Но на то ж мы и саперы "Витязя", чтобы грамотно решать подобные головоломки.
Пока я готовил все необходимое для подрыва и производил закладку зарядов, бойцы эвакуировали всех местных жителей и оцепили квартал. Где-то в районе десяти часов, когда все необходимые меры предосторожности были соблюдены, поступила команда на подрыв. Взрыв получился отменный: столб земли и дыма взметнулся на несколько десятков метров. Но все, как и было рассчитано, ушло вверх. В школе не то, что стены не дрогнули, все стекла на окнах остались целы и невредимы…
В остальном для саперов отряда эта операция прошла в штатном режиме, без какого-либо напряжения…

Майор Виктор Чесноков:

- Пока наши саперы под прикрытием 2-й группы специального назначения занимались непосредственно адресом, на котором был взят Масхадов, остальные бойцы "Витязя" продолжали выполнять задачу по досмотру близлежащих кварталов. По имеющейся информации, в селе мог находиться еще один многокомнатный подземный бункер. Искали тщательно, находили какие-то весьма подозрительные трубы, неизвестно куда ведущие и непонятно откуда выходящие, шли вдоль них, раскапывали.
Отработали еще несколько адресов, по которым была непроверенная информация. Но тоже безрезультатно. При операциях подобного масштаба так всегда делается: досмотр идет несколькими волнами, чтобы ничего не упустить. Вполне возможно, что и после нас там в тот же день проходили какие-то подразделения.
Вообще нахождение Масхадова и его ликвидация именно в Толстой-юрте стало достаточно неожиданным для многих. Вооруженные люди там были. Так что, если пользоваться терминологией "свой-чужой", это село было для нас скорее "своим". Но очевидно именно на это и рассчитывали те, кто организовывал именно там прибежище Масхадова: знали, что в таком месте его будут искать в последнюю очередь. Правильно говорят: "Восток - дело тонкое".
Вскоре после того, как саперы отряда закончили свою работу, поступила команда завершить операцию и возвращаться на базу.
У нас вообще не принято расслабляться и "выключаться" из боевого настроя до возвращения в расположение отряда. Братишки, даже те, кто впервые оказался в тех краях, уже пообтерлись, пообвыклись, полностью вросли в боевую обстановку. И события 13 марта в Толстой-юрте стали для всех просто рядовым эпизодом в череде предыдущих и последующих. Конечно, когда узнавали, по кому отработали, о степени важности объекта, у многих проносилась мысль: "Что, правда? Самого Масхадова "прикрыли"? Ну надо же!.." И дальше все шло в обычном режиме.
Во-вторых, если говорить честно, то в тех событиях первую скрипку сыграли, безусловно, братишки из спецподразделений ФСБ. Мы же просто качественно и профессионально отработали на своем участке, далеко не самом сложном.
В-третьих, и это еще один немаловажный момент, на последней стадии проведения любой операции, когда мы уже пошли на адрес, начали штурм, степень важности или известности "объекта", против которого работает "Витязь", не имеет для нас никакого значения. Это учитывается при планировании операции. А потом уже быстрота и качество действий спецназа одинаковые: что при захвате фигуранта уровня того же Масхадова, что при "упаковке" простого боевика или какого-нибудь полевого командира средней руки. Чисто технически для нас нет никакой разницы. И с этой точки зрения они для нас все одинаковы - люди, преступившие закон. По-иному просто быть не может.

С 8 по 14 августа 2005 года в Минске пошли первые в истории Содружества Независимых Государств международные соревнования по специальной подготовке подразделений контртеррористического спецназа. На приглашение принять в них участие откликнулись команды из России, Украины, Армении, своих наблюдателей прислали спецслужбы Китая, Турции и США. Главной задачей организаторов и участников этого сбора профессионалов антитеррора был обмен опытом и мнениями в области боевой и специальной подготовки. И выявление путем состязания наиболее универсально подготовленных бойцов различных спецподразделений.

Само собой разумеется, что команда отряда специального назначения “Витязь” приняла участие в этих соревнованиях. Как и то, что к “витязям” их коллегами из других стран были проявлены повышенный интерес и внимание: ведь они были единственные, кто прибыл в Минск практически непосредственно из района боевых действий! Отряд тогда выполнял боевые задачи на Северном Кавказе, и многие из его спецов-асов своего дела не смогли приехать в белорусскую столицу. Поэтому среди восьмерых “витязей”, которые должны были непосредственно участвовать в соревнованиях — четырех “штурмовиков”, двух снайперов и двух саперов — был даже один боец, проходивший на тот период срочную службу.

Программа состязаний была составлена таким образом, чтобы в них без какой-либо дополнительной специальной подготовки мог участвовать любой представитель любого спецподразделения по борьбе с терроризмом. Хотя нагрузкам, как физическим, так и морально-психологическим, которые предстояло преодолеть спецназовцам, не позавидовал бы любой спортсмен-олимпиец. К тому же, согласно положению, судейская коллегия и комитет по проведению соревнований имели право вносить изменения в программу (хотя и с оговоркой “незначительные”) на любом этапе состязаний, что придавало им дополнительную остроту и непредсказуемость. Дабы исключить саму мысль о недоверии к работе судейской коллегии, в нее, кроме узких специалистов по различным направлениям спецназовской деятельности, включили и отдельную независимую бригаду судей, составленную из ветеранов “Витязя”, возглавляемых Героем России Сергеем Лысюком.

Первый день состязаний по физическому напряжению был, пожалуй, самым трудным из всех. Начался он с осмотра участниками в присутствии судей специальной полосы препятствий. С виду вроде бы обычная и не такая уж протяженная. Но при детальном знакомстве с препятствиями многие качали головой: такие нахрапом не возьмешь. А со многими и в одиночку справиться не реально, только при помощи партнера. Да и условия жесткие — преодолеть нужно каждое из четырнадцати препятствий, иначе — незачет. Правда, количество попыток на борьбу с каждым препятствием не ограничивалось, но тут уже секундомер работает против тебя, да и силы уходят. А преодолевать полосу необходимо было “штурмовой группой” из четырех человек, общее время фиксировалось по последнему участнику. В довершении ко всем этим прелестям заморосил дождь, сделавший все препятствия мокрыми, скользкими и потому еще более труднопроходимыми. Но отменять соревнования не стали. В конце концов, все в равных условиях.

Результат первого испытания был, в общем-то, предсказуемым: первые два места заняли белорусские команды — бойцы специального подразделения по борьбе с терроризмом “Алмаз” и 3-й бригады оперативного назначения внутренних войск МВД РБ. А вот на третьем месте к удивлению многих, проиграв лидерам считанные секунды и на много опередив ближайшего преследователя, прочно обосновались “витязи”. Ребят потом долго донимали вопросами: где и как они отрабатывают прохождение таких препятствий, отказываясь поверить в то, что парни видят их впервые.

Однако одной полосой препятствий программа первого дня не исчерпывалась — “штурмовикам” предстояли еще состязания по специальной огневой подготовке, состоявшие из трех упражнений. Первое — стрельба из-за укрытия по появляющимся целям с максимально возможной скоростью. Второе — ведение огня по “террористу” после длительного удержания его на прицеле. “Преступник”, разумеется, прикрывался “заложником” и подставлял под спецназовский выстрел лишь часть своей головы, которую надо было поразить с расстояния десяти метров. У каждого из четырех стрелков была своя мишень, которую он держал на мушке на протяжении довольно длительного отрезка времени, пока с “террористом” велись переговоры. И должен был произвести выстрел после ключевой фразы переговорщика. Здесь совсем не к месту стрелкам давали себя знать нагрузки, только что перенесенные на полосе препятствий в процессе лазания по канатам, стенам и заборам, ползания и перелета на веревках, всевозможных прыжков и перетаскивания тяжестей. В итоге “пострадало” несколько “заложников”, за что часть команд получила солидные штрафные очки.

“Витязям” удалось избежать подобных огрехов. Неудача подстерегала их команду во время выполнения третьего упражнения — ведения огня по появляющимся целям после передвижения, которое велось со сменой магазина и элементами действий по устранению задержки во время стрельбы. Это был еще один сюрприз судей, введенный в программу соревнований уже после их начала. Всего лишь один стрелок из штурмовой четверки “витязей” допустил единственный промах. Но этого оказалось достаточно, чтобы команду оттеснили с лидирующих позиций. Впрочем, это был лишь первый день соревнований.

Во второй соревновались снайпера и пиротехники. Саперам предстояло сдать своеобразные “тесты на профпригодность” и пройти специализированную полосу препятствий, во время преодоления которой обезвредить семь самодельных взрывных устройств в условиях жесткого дефицита времени. Это условие вызвало наибольшее количество вопросов у участников к судьям. Профессионалы-практики, они как никто другой знали: в реальной жизни сапер никогда на время не работает. И никому не придет в голову подгонять его во время работы. Самодельные ВУ, с которыми столкнулись взрывотехники на полосе препятствий, отличались у разных команд по уровню своей сложности. Одни “щелкались, как орешки”, с ходу. А над обезвреживанием других приходилось поломать голову, безнадежно упуская драгоценные секунды. Одно слово — “человеческий фактор”… “Витязям” на этом этапе пришлось, наверное, тяжелее остальных: одним из ее саперов как раз и был тот боец срочной службы, о котором говорилось выше. Но он на равных соперничал с теми, кто посвятил взрывному делу уже не один год своей профессиональной карьеры. Свидетельство тому — положение команды в середине итогового протокола данного вида состязаний.

В это же время в полуоткрытом тире разворачивалось интереснейшее действо под названием “специальная снайперская подготовка”. Цель все та же — проверить способность спецназовцев работать в различных, в том числе и весьма неожиданных условиях. Судьи, как всегда, были неистощимы на выдумки и всевозможные сюрпризы.

Перечень и условия выполнения упражнений были в положениях о соревнованиях, разосланных участникам вместе с приглашениями. Но в реальности все довольно сильно видоизменено. Условия некоторых стрелковых упражнений снайперы-спецназовцы узнавали за одну-две минуты до выхода на огневой рубеж! Вот уж где ребятам потребовалось все их мастерство и опыт.

Первое упражнение самое простое — приведение оружия к нормальному бою. И целых 20 минут на подготовку. Своеобразный кастинг. Не прошедших его просто не было смысла допускать к дальнейшим состязаниям. Но таковых, естественно, не оказалось: в Минск приехали только профи!

Потом последовал целый ряд стрелковых упражнений на точность, специально разработанных для мастеров меткого огня подразделений антитеррора. Например, при выполнении одного из них следовало поразить цель с тридцатиметровой дистанции. Вроде бы чего проще, вот оно, рукой подать! Но размер зоны поражения на мишени составляет 7,62 миллиметра. То есть ровнехонько совпадает с диаметр пули. Миллиметровое отклонение в сторону — и пошли штрафные очки.

Или другая цель — “голова террориста” диаметром около двадцати сантиметров, установленная на дистанции 150 метров. На ее поражение давался один-единственный выстрел, который следовало сделать не просто за семь отведенный на стрельбу минут, а в течение пяти секунд после команды судьи. И потом, это в программе было записано “дистанция 150 метров”. На деле же судьи “порадовали” участников “рваными” расстояниями до мишеней — 147, 153 или, скажем, 149 метров. А это требовало дополнительного времени на возню с прицелом, вычисление и ввод поправок. В третьем упражнение условия были аналогичны второму. С той лишь разницей, что “голова террориста” оказывалась прикрытой “головой заложника”. То есть зона поражения сокращалась до минимума.

А вот четвертое, названное организаторами соревнований “стрельба с партнера”, потребовало от участников не только проявления профессионального мастерства, но еще и выдумки, фантазии и максимальной импровизации. Следовало пятью выстрелами расправиться с мишенями, удаленными на сто семьдесят пять метров, выбив при этом максимально возможное количество очков. Обязательных условий всего два: оружие снайпера должно опираться на партнера по команде, при этом ствол нужно расположить выше уровня судейского колена. Легенда была следующая: высокая трава не позволяет вести огонь с сошек, а другой твердой опоры, кроме товарища, во всей округе не отыскать. Сменить позицию тоже нет возможности.

Кто-то в этой ситуации предпочел стрелять с плеча стоящего партнера, кто-то — с его колена, кто-то находил иные варианты. Снайперской же паре “витязей” удалось, по общему мнению, решить задачку наиболее оптимальным способом: на спину вставшему на четвереньки напарнику снайпер водрузил мешок с песком, на мешок — свое оружие. Получился довольно устойчивый “станок”, позволяющий регулировать высоту подъема ствола прогибом или выпячиванием позвоночника. И фиксировать ее, затаив дыхание непосредственно в момент выстрела. В этом упражнение “витязи” были лучшими.

Завершались же снайперские соревнования своеобразной “дуэлью”. Дистанция — триста метров, цель — надувной синий шар диаметром пятнадцать сантиметров. В обойме лишь два патрона, время на подготовку и производство выстрела не более одной минуты. “Дуэлянтов” отводили от огневого рубежа на двадцать пять метров, которые надо было преодолеть бегом после команды судьи, зарядить и навести оружие. И выстрелить раньше соперника. Если твой шар поражен раньше — все, “убит”, флажок на прицел, штрафные очки в протокол. И отдыхай до следующего забега.

В этом упражнение, как в ни каком ином, многое определялось не только мастерством стрелка, но и классом оружия. Снайперская пара “Витязя” изначально оказалась в неравном положение с конкурентами. Ребята приехали в Минск с отечественными винтовками МЦ-116, с которыми успели “пообщаться” всего лишь неделю перед соревнованиями. Боеприпасы получали непосредственно на месте. И если на отрядном учебном центре “приводили оружие к нормальному бою” под снайперский патрон 7Н11 с весом пули 9,6 грамма, то на месте отстреливать все упражнения пришлось белорусскими боеприпасами с более тяжелыми одиннадцатиграммовыми пулями. Следовательно, обладавшими иными баллистическими характеристиками. На “средних дистанциях” это было не так заметно, а вот при ведении огня на триста метров начались проблемы, которые приходилось решать, внося поправки прямо по ходу стрельбы, тратя на это дополнительное время. Но справились и с этой задачкой, позволив себя переиграть лишь обладателям импортных образцов вооружения.

Третий день был посвящен состязаниям по тактико-специальной подготовке, в которых спецназовским командам предстояло продемонстрировать целый комплекс знаний и навыков во время штурма двухэтажного здания, в котором находились “террористы” и захваченные ими “заложники”. И те, и другие обозначены мишенями и муляжами, расположенные в разных местах и на разных этажах. Снайпера, занявшие свои позиции на бронетранспортерах, выставленных в семидесяти метрах от объекта штурма, должны были обнаружить поразить именно свою цель на втором этаже. Как всегда — одним выстрелом и точно в “голову”, не зацепив “заложника”. После чего саперы подрывают входные двери, и штурмовые двойки врываются в здание с разных направлений, поражая “супостатов”. После выполнения всех, оговоренных положением, действий внутри объекта, обе подгруппы соединяются и бегут к судейскому столику, соревнуясь уже со стрелкой секундомера.

Снайпера “Витязя” здесь отработали выше всяких похвал, саперы им подстать. И если бы не дал осечку пистолет одного из штурмовиков, команда могла быть в лидерах. Но в итоге опять довольствовалась местом в средней части протокола.

Завершалась белорусская встреча спецназовцев состязаниями по рукопашному бою. Именно его включение в программу вызвало жаркие споры и даже неприятие со стороны некоторых делегаций. Аргументы выдвигались следующие: прошли, дескать, те времена, когда можно было кулаками решить проблему. Нынче существует достаточно видов оружия, позволяющего выполнить любую задачу и нейтрализовать противника, находящегося как на достаточном удалении, так и на расстояние вытянутой руки. Для чего же тогда устраивать эти потасовки?

Доводов “за” тоже было достаточно. Но убедительнее всего, по мнению многих, прозвучал приведенный Героем России Сергеем Лысюком:

— Рукопашный бой — это еще и воспитание бойца спецназа. Для того, скажем, чтобы сделать перебежку под огнем противника от одной позиции к другой, шагнуть под шквал огня, надо переступить через себя. Так что, на наш взгляд, рукопашный бой это не только наука единоборства, это средство воспитания сильной личности, воспитание воли и духа.

Бойцы “Витязя” наглядно продемонстрировали, что это действительно так: не обладавшие, в отличие от многих своих соперников, громкими спортивными званиями и титулами, они в каждом поединке доказывали, что не зря с самого начала соревнований ходили в фаворитах этого этапа.

А вообще распределение мест и заполучение красивых кубков и дипломов было не так важно для тех, кто приехал в Минск летом 2005 года. Каждый из них понимал: это встреча профессионалов, готовящихся в разных структурах и по разным методикам, но к одному и тому же — противостоянию злу, именуемому терроризмом. Чем больше замечаний они сделают друг другу на таких вот встречах, чем больше шероховатостей найдут в своей подготовке, тем меньше огрехов будет допущено в ходе реальных боевых операций.

Организатором того увлекательного действа удалось добиться главного — каждый из участников вернулся на родную базу с удивительным чувством принадлежности к не такой уж и маленькой, отлично обученной, сплоченной армии антитеррора, к спецназовскому братству.

Это можно считать счастьем и большой удачей для любой страны, когда у нее есть такие защитники, предпочитающие многочисленным и велеречивым словесам конкретное дело, к которому они готовят себя так профессионально. И выполняя которое, готовы каждый день, каждую минуту защитить граждан своей страны от любой беды — будь то псих-одиночка с ножом или обрезом в руках или же отлично вооруженные и организованные отряды террористов.